"Загадка женственности"[«The Feminine Mystique»] - Бетти Фридан

Нам неизвестна ни одна культура, которая бы со всей определенностью заявляла о каких-либо различиях между мужчинами и женщинами, кроме того способа, каким они осуществляют функцию продолжения рода. Во всех других отношениях все они — люди, обладающие разными способностями, ни одна из которых не может быть приписана исключительно одному полу.

Так что же это за норма, которую мы не осмеливаемся оспаривать, ибо она впитана нами с молоком матери? Возможно, она просто удобна обществу и настолько оправдала свою целесообразность, что было бы глупой расточительностью отказаться от нее? Считается, например, что благодаря этой норме, в условиях разделения родительских функций, легче производить на свет и выкармливать детей, учить их ходить, одеваться и вести себя соответственно полу, специализируясь в разных сферах деятельности».

А вот еще цитата. «Зададимся вопросом: какие потенциальные возможности таит в себе половое различие? Каким образом созидательные амбиции мальчиков стимулирует испытанный ими в детстве шок при известии, что им не дано родить ребенка? А каков механизм ограничения амбиций девочек, который якобы срабатывает в связи с тем, что их половая принадлежность не столь рано и очевидно проявляется, как у мальчиков, а потому они стремятся к получению некой компенсации, но эта тенденция увядает еще до наступления половой зрелости? В обоих случаях речь идет о компенсаторных механизмах; а есть ли здесь какие-либо потенции позитивного свойства?»

Приведенные выше пассажи из книги «Мужчина и женщина», ставшей краеугольным камнем мистификации женственности, свидетельствуют о фрейдистской ориентации Маргарет Мид, которую она пытается слегка закамуфлировать, формулируя свои постулаты в вопросительной форме. Дело в том, что, положив в основу подхода к исследованию культуры и личности половые различия и утверждая, что движущей силой личности является сексуальность (как говорил Фрейд), более того, будучи в качестве антрополога осведомленной в том, что не существует единого для всех культур понимания половых различий, за исключением одного— прокреативной функции, она неизбежно пришла к тому, что именно это биологическое отличие — репродуктивная роль — заняло главенствующее место в ее понимании женской индивидуальности.

Маргарет Мид не скрывала, что после 1931 года в ее интеллектуальный багаж вошла фрейдистская терминология, пользуясь которой она проводила свои полевые исследования. Формулируя результаты наблюдений на фрейдистском языке, она сравнивала «созидательные продуктивные качества на которых строится здание цивилизации», с пенисом, а женскую творческую способность уподобляла «пассивной восприимчивости» вагины.

«Размышляя о мужчинах и женщинах, — писала она, — я начала бы с их различия в процессе репродукции. Каким образом отражается распределение ролей в продолжении рода на различиях функций, способностей, восприимчивости, уязвимости обоих полов? Каким образом сказывается тот фактор, что участие мужчины в репродуктивном акте одномоментно, а у женщины оно занимает девять месяцев вынашивания, а потом еще несколько месяцев кормления грудью? Какова самостоятельная значимость каждого из полов самого по себе, а не в качестве дефективного варианта другого?

В современном мире, где все носят одежду, скрывающую тело, а отдельные его части символически обозначаются с помощью вещей-знаков — трости, зонтика или сумочки, — непосредственное представление о человеческом теле теряется. Но в среде примитивных народов, где женщины носят травяную юбочку, мужчины прикрываются кусочком дубленой кожи, а дети бегают голышом, язык тела оказывается важнейшим средством коммуникации. В нашем же обществе изобретаются специальные терапевтические средства, заглушающие травмирующие воспоминания о том, как человеческое тело и функционирование его органов формировали индивидуальное мировосприятие».

Безусловно, принцип «анатомия — это судьба» в качестве методологической установки был вполне адекватен для исследования культуры и личности народов, населяющих острова Самоа и Манус, — арапешей, мундугуморов, чамбули, ятмула и бали, — даже в большей степени, чем для изучения общественного климата Вены конца девятнадцатого века или Америки в веке двадцатом.

Во время пребывания Маргарет Мид на островах Южных морей анатомия продолжала быть судьбой населявших их людей. Фрейдистская теория, согласно которой жизнь взрослого человека определяют первобытные инстинкты, могла найти там убедительное подтверждение. Сложные задачи, которые ставят перед собой представители более развитых цивилизаций, где инстинкт и среда находятся под контролем и регулируются разумом, затрудняют выявление в отдельно взятой человеческой жизни некой общей матрицы поведения, изначально заложенной в каждом человеке. Биологическое различие как главная сила жизнеустройства гораздо легче выявляется в «неодетых» примитивных сообществах. Но, только вооружившись фрейдистской оптикой, вы сможете, отправившись в экспедицию к Южным морям, чтобы понаблюдать за функционированием языка обнаженного тела, вынести оттуда урок для современной женщины, который убедил бы ее в том, что это обнаженное тело точно таким же образом регулирует жизнь личности и общества в сложной развитой цивилизации.

Нынешние антропологи уже не столь склонны считать примитивные общества лабораторией, где изучается наша собственная культура, моделью, очищенной от всех последующих искажений. Да и самих этих «искажений» накопилось не так уж много.

Потому что человеческое тело остается тем же самым и у племен на островах Южных морей, и в наших городах. На этом основании антрополог, опирающийся на психологическую теорию, которая редуцирует человеческую личность и цивилизацию к телесной коммуникации, того и гляди кончит тем, что рекомендует нашим современницам жить жизнью тела, как это делают их сестры на Самоа. Загвоздка, однако, в том, что Маргарет Мид не удалось воссоздать в наших краях мир Южных морей, тот мир, где произведение на свет ребенка считается самым главным личным достижением. (Если бы способность рожать считалась у нас главнейшим фактором всей жизни, мужской пол вымер бы от зависти к женщинам.)

Вернемся опять к Маргарет Мид. «На острове Бали, — пишет она, — маленькие девочки двух-трех лет любят прохаживаться с нарочито выпяченными животиками, а взрослые женщины шутливо похлопывают их, приговаривая: «Беременная!» Крошка уже тогда начинает понимать, что, хотя внешние знаки ее причастности к женскому полу невелики, груди — не больше пуговок, как у братца, в один прекрасный день она забеременеет и родит ребенка, а это одно из самых волнующих и таинственных свершений, которое можно предъявить соплеменникам в этом простом мире, где самые высокие строения не превышают 15 футов, а самые большие лодки не длиннее 20 футов. Немного позже малышка узнает, что она родит ребенка не потому, что она деятельна, трудоспособна и предприимчива, а просто потому, что она девочка, а не мальчик, а девочки со временем превращаются и женщин, которые рано или поздно, если они блюдут свою женственность, рожают детей».

Для американки двадцатого века, не обладающей такой (ильной волей и состязательной способностью, как сама Маргарет Мид, чтобы успешно сражаться с мужчинами и области, требующей инициативы, энергии и труда, крайне соблазнителен образ женщины, которая достигает успеха к становится предметом мужской зависти только благодаря своей половой принадлежности.

«Согласно нашим представлениям, — продолжает М. Мид, — самое большее, на что способна женщина, вылепленная из мужского ребра, — это подражать мужчине и его высокому призванию. В примитивных обществах способность рожать делает ее в глазах соплеменников обладательницей тайны жизни. Роль мужчины здесь неопределенна и, возможно, не считается необходимой. Свою изначальную неполноценность мужчины компенсируют, прилагая большие усилия, с помощью обряда инициации. Оснастившись секретными шумовыми инструментами (их мистическая сила обусловливается тем, что никто, слыша их звуки, не знает, как они выглядят — то ли это бамбуковые флейты, то ли полые дудочки), мужчины уводят мальчиков от женщин и дают им мужское воспитание. Да, женщины дают жизнь человеку, но только мужчина способен вырастить мужчину».

Примитивное общество в самом деле было «хрупким организмом, охраняемым многочисленными правилами и табу», женской стыдливостью, страхом, мужским тщеславием, и выживало только при условии их соблюдения. «Миссионер, который продемонстрировал женщинам секретную бамбуковую флейту, разрушил их культуру». Однако Маргарет Мид, которая могла бы показать американцам «флейты» их собственных искусственных и хрупких табу — все той же стыдливости, того же страха или мужского тщеславия, — этого не сделала. Вместо этого она создала из жизни на Самоа и Бали, где мужчины с завистью относятся к женщинам, идеал для американок, который укрепил вековой предрассудок и вызвал к жизни мистификацию женственности.